— Да чего ты так кипятишься?
— А крошки и все, что она тут развезла, ты будешь убирать?
— А слуги на что?
Неправда, ела я на удивление аккуратно, даже тарелка чистая, не только вокруг.
— Так, все, гони ее, бери к себе и ешьте хоть из одной тарелки!
— Она спасла мне жизнь!
— Теперь ты будешь позволять ей все?
— Ты ее просто боишься!
Тут брат Овира покраснел и чуть не закипел, как чайник, выдувая весь пар. Боже мой, шуму-то… И, прежде чем разразилась основательная буря, я спрыгнула со стула, встав рядом с Аштом, презрительно косясь на крикливого братца и фыркая в его сторону. Тот только еще больше покраснел от злости.
— Не хватало мне, чтобы какая-то сойте фыркала на меня с презрением.
— Она не любит громкий шум.
Меня погладили по голове.
— Мне вообще плевать, что она любит, вон из моего кабинета, оба!
Нас выставили за дверь. Вела я себя совершенно тихо и спокойно, за дверь, так за дверь, вот только есть все еще хочется. Надеюсь, Ашт это поймет.
Вот уже неделю живя в дома Аштона, я так и не сдвинулась с мертвой точки. Меня, несмотря на разнообразие выходок, так и считали простой зверушкой. Тэр Ровияр оценил мою заслугу по спасению жизни моего 'хозяина' и по отвоеванию ценных бумаг. Жила я, как в сказке, при дворе знатных господ, то есть тэров, как выяснилось, ближайших родственников самого короля Лорволи. Но все больше грустила, что так и не могу нормально разговаривать, иметь нормальный человеческий вид и вообще жить по-человечески. В комнате Ашта и на кухне мне специально соорудили собственный стол и стул и там сервировали, как для нормального человека. Слуги посмеивались, подшучивали. Младший сын герцога Сирда нашел себе странную сойте, поговаривали они. И будто меня однажды неслабо по голове приложили, вот и чудю. В комнате Овира, где он спал, я никогда не любила находиться, даже если он звал. Мое излюбленное место — это диван у самого окна, где близко был расположен подоконник, на котором я спокойно помещалась и тоскливым, а иногда и любопытным взглядом часами пялилась в окно. Вот и сейчас, сидя на белом резном подоконнике, любовалась вышедшей на смену солнцу огромной полной луной, сияющей своим голубым светом, заливающим все вокруг и делающим ночь светлее. Лениво переводя взгляд по несущимся по земле теням от облаков и хлопая хвостом, я неожиданно дернулась. Выпучив глаза, ощутила вдруг во всем теле нестерпимую боль и ломоту. Захотелось завыть и закричать одновременно! Свалившись с подоконника за диван и скорчившись в три погибели, я заскрежетала зубами, а потом ощутила хруст, и еще потом…
Такого в моей жизни еще не случалось. Меня буквально выворачивало наизнанку. В какой-то момент я не выдержала и заорала, благо сидела в отдельной комнате, без свидетелей моего мучения. Сколько это длилось, не представляю, но очнулась все там же, на полу за диваном. Отчего-то было холодно и знобило. Первое, что сделала, — вытерла пот со лба. И только потом осознала, что я — человек!
Быстро, насколько это возможно, вскочила на ноги. На мне была все та же моя одежда. Только помятая и ободранная, а черные тонкие колготки пришли в негодность. Сделав несколько шагов, вышла из-за дивана, осматривая себя так, будто видела впервые. Зеркала здесь были повсюду, так что не составило труда сразу себя осмотреть. Волосы растрепаны, и вообще вид дикий, неестественный. Темно-каштановые, почти черные волосы и четко очерченные брови, такой я даже себе больше нравилась. Все та же светлая кожа, оттеняющая голубые, чуть посиневшие глаза и розовые губы. Длинные черные ресницы делали мои глаза глубже и выразительнее. Но что-то еще прибавилось к моему человеческому образу: чуть заостренные уши и тонкий слух, что уловил отдаленные шаги, поднимающиеся по лестнице прямо в мою комнату. Быстро спрятавшись за портьерой, затаила дыхание. Сколько еще пробуду в образе человека, пока неизвестно…
Дверь отворилась, и на пороге появился загулявшийся допоздна Овир. Видно, он был уставшим, но почему-то не пошел сразу к себе в комнату. И где его носило в этот раз? И ведь почему-то не взял меня с собой. Впрочем, это и хорошо. Теперь буду знать наверняка, что в полнолуние я обретаю свой истинный образ, но каким образом это происходит, мне не понравилось. Если так будет каждый раз, я с ума сойду от боли. До сих пор кости ломит.
Напряглась, когда Ашту приспичило подойти именно к той шторе, за которой я спряталась. Окончательно перестала дышать, превратившись в статую, и ждала. Но он почему-то не отходил.
— Аштае? — Позвал он. В его голосе было удивление.
Все правильно — в это время я обычно спала на своем диване и никуда не ходила. Ну что ж, пусть думает, что это не всегда так. В конце концов, не проверяет же он ночами, сижу я тут или гуляю.
Штора дернулась, и на меня уставился хищный и в то же время удивленный взгляд. От страха и неожиданности я банально заорала. На что мне немедленно заткнули рот рукой.
— Тише! — Услышала грозное у самого уха.
Закивала головой, как болванчик, и меня отпустили.
— Кто такая? Что здесь делаешь? — Начался допрос с пристрастием.
В глазах Овира сейчас полыхал огонь и возмущение. Еще бы, как незнакомка могла проникнуть в его покои? Почему вообще по поместью ходят посторонние личности? И как я выжила в комнате с сойте? И как его сойте вообще могла впустить сюда посторонних, и, главное, где она?
Я же в свою очередь недоумевала, как он меня вычислил?
— Н- н- никто…
— Как это никто? — Раздраженно бросил Овир и отошел на шаг, осматривая свою находку.